Уверена, что «детективщика» Бориса Акунина представлять читающей публике не надо. Думаю, что его романы про Эраста Фандорина и про монахиню Пелагею читали 99,9% россиян. Чуть менее популярны, но тоже известны широкой публике, эксперименты этого автора с литературными жанрами. Но мало кто знает, что Григорий Шалвович Чхартишвили, Акунин – один из его творческих псевдонимов, на момент начала своей детективной карьеры был уже состоявшимся писателем, переводчиком, литературоведом и ученым-японистом. И вообще, как он говорил в одном из своих интервью, писать детективы он начал практически случайно.
Просто его жена, поклонница этого литературного жанра, как-то раз пожаловалась ему, что ей нечего читать, не стало интересных авторов. И Григорий Шалвович сказал, что напишет ей интересный детективный роман. И ведь написал!
Вообще, литературное творчество Акунина – тот редкий случай, когда качество исполнения (язык, проработка деталей, историческая достоверность) равно качеству идеи (сюжет, герои, интрига). Но сегодня мне хотелось бы с вами поговорить о Григории Шалвовиче, как о писателе-публицисте на примере его двухтомного эссе «Писатель и самоубийство». Так вот, этот научный труд по своей сути и увлекательности даст фору любому детективному или приключенческому роману. Несмотря на то, что тема и глубина изучения предмета очень даже серьезные, читается это произведение неожиданно легко и увлекательно. Я это исследование прочитала, когда мне не было еще и 25 лет, то есть, можно сказать, в самом начале своей читательской карьеры. И это чтение научило меня не бояться скучных с виду научных изданий, содержание у них может оказаться чрезвычайно увлекательным.
Мне это эссе попало в руки практически случайно. В тот момент, прочитав два или три первых романа про Фандорина, я «плотно подсела» на Акунина, а следующий роман этого цикла еще не вышел в свет. И вот надо было как-то перебиться до следующей встречи с неотразимым Эрастом, поэтому я решила узнать, а нет ли у Акунина-Чхартишвили чего в загашнике, так сказать, «из раннего...». И вот так я нашла «Писателя и самоубийство».
Первый том называется «Человек и самоубийство», а второй – собственно уже «Писатель и самоубийство». Автор подходит к теме основательно, начиная с исторического экскурса в глубь веков и даже в зоопсихологию. Да-да, животные тоже подвержены суицидальной напасти, по крайней мере, так это выглядит с человеческой точки зрения. Например, многие слышали про китов и леммингов.
А из истории вопроса мне больше всего запомнился такой эпизод, он случился во времена начальной экспансии христианства на северо-восток евразийского континента. Несколько христиан-миссионеров добрались до отдаленного племени, представителей одного из северных народов. У этих аборигенов Севера существовала многолетняя, если не многовековая, традиция, которая заключалась в том, что престарелые члены общины, которые не в состоянии обеспечить себя пропитанием, перед началом зимы (а она, как можно понять, там чертовски длинная) шли на вершину высокой скалы, которая называлась скалой Предков, и бросались оттуда вниз на голые камни, совершая таким образом самоубийство. Так вот, придя в религиозный ужас от дремучести и жестокости местных обычаев, пришлые носители истинной веры объяснили заблудшим душам всю греховность совершаемого их старейшинами поступка. И, видимо, уж очень убедительны были речи миссионеров, или следующей партии «предпенсионеров» племени не очень хотелось продолжать собой традицию, но зерна христианской веры упали в благодатную почву и дали живые всходы. Всё племя перешло в лоно христианство, отвернувшись от своих языческих богов. Казалось бы, это же прекрасно, спасены не просто жизни, но бессмертные души! Если бы не одно «но»... Когда, спустя несколько лет, до тех мест добрались следующие носители истинной веры, то никакого племени они там не увидели. Почему? Да потому что не было уже никакого племени. Вымерли все. Подчистую. Причина оказалась очень проста – для этой замкнутой общины прокорм своих престарелых членов на протяжении длинной, суровой полярной зимы стал непосильной задачей. Еды и тепла не хватило всем. Сгинули все.
Потому что из их традиционного уклада, проверенного веками выживания, изъяли необходимую составляющую – самоубийство.
Так вот, в первом томе эссе Чхартишвили приводит множество подобных неоднозначных исторических фактов.
А ведь сам феномен самоубийства изучен далеко не полностью. Перед психологами до сих пор стоит множество вопросов: почему одно и то же событие заставляет одного человека уйти из жизни, тогда как для другого является мобилизующим? Что является более сильным разрушающим фактором – муки душевные или физические страдания? Стремление совершения самоубийства – разновидность нормы или отклонение от нее?
Во втором томе автор рассказывает биографии некоторых писателей, рассматривая их с точки зрения совершенного акта самоуничтожения.
Сам Григорий Шалвович объясняет то, что объектом этого своего исследования он выбрал коллег по цеху тем, что в своих произведениях писатель вольно или невольно приоткрывает свою душу. Заглянуть в душу пишущего человека через написанное можно гораздо глубже, чем при самой даже доверительной устной беседе. И чем больше написано, тем более достоверными будут результаты исследования (обычные законы научной методологии).
Мой личный список авторов, обязательных к прочтению, пополнился несколькими фамилиями из «Энциклопедии литературицида». Вообще, после знакомства с этим эссе, начинаешь несколько по-другому смотреть на пишущих людей, на их способность так глубоко пустить в свою душу другого человека, читателя.
Еще одним бонусом от прочтения этого исследования будет то, что в любой компании, любом обществе, вам можно не бояться недостатка интересных тем для обсуждения. Да, предмет, конечно, не из веселых, но зато он никого не оставляет равнодушным и у каждого человека есть свое мнение по этому поводу, даже если в этом мнении вопросов больше, чем ответов.
Марина Семина, библиограф Центральной библиотеки им. Б. Ручьева
