С этих автобиографических строк поэт Виктор Калугин начинал рассказ о замечательном человеке, земляке, друге и учителе, поэте – Александре Павлове: «Кто-то сказал: у поэта нет отчества – есть Отечество. Этот постулат в полной мере оправдал и подтвердил своей жизнью и творчеством Александр Павлов, воспевший поэтическим словом малую родину, как никто другой».
Биография поэта и его творческий путь представлен на Литературной карте Челябинской области http://litkarta.chelreglib.ru/persons/writers/pavlov-aleksandr-borisovich

Автором статьи тоже был Виктор Калугин. Но формат литкарты и Календаря знаменательных и памятных дат, издаваемых ЧОУНБ, не дает возможности показать личность поэта, тем более рассказать о нем, как о руководителе литературного объединении «Магнит». Эта «интимная» часть статьи не вошла в Календарь, не попала на литкарту. А очень хотелось показать поэта живым человеком. В блоге Интернета это возможно.
Выдержки из неопубликованных воспоминаний поэта, а сегодня и члена Союза писателей России, Виктора Калугина представляю вниманию читателя накануне дня памяти поэта, который по словам другого магнитогорского журналиста и поэта Бориса Кириллова «рано... оставил время и без тебя уже встает заря...» https://www.mr-info.ru/8588-i-bez-tebya-uzhe-vstaet-zarya.html 

 

 В 1969 году Александр Павлов начинает заниматься в только что созданном литературном объединении «Магнит» под руководством писателя Владилена Ивановича Машковцева. В том же году его стихи впервые печатаются в газете «Магнитогорский металл» («ММ»), а их автор за успехи в литературном творчестве награждается именными часами. Дебютирует Павлов в центральной прессе во время прохождения службы рядовым войск ПВО Советской Армии в 1970—1972 годах.
После демобилизации Александр Павлов работает литсотрудником в газете «Магнитогорский металл». В 1973 году поступает на заочное отделение Литературного института им. А.М. Горького в творческий семинар поэта Валентина Сидорова. И в это же время принимает руководство литературным объединением «Магнит», которому посвятит два десятка лет своей жизни...
Смерть жены Валентины Андреевны в июне 2000 года, ввергла поэта в творческий простой, он продолжительное время не пишет... В 2002 году Александр Павлов был избран членом-корреспондентом Академии литературы, а спустя два года в состав правления Челябинского отделения Союза писателей России. Именно в это время, в самом начале поэтического пути, судьба подарила мне встречу с поэтом-учителем, которая в дальнейшем переросла в крепкую мужскую дружбу. Первое знакомство, довольно шапочное, произошло в июле 2003 года, когда я провожал свою будущую жену в «места не столь отдалённые», для участия в концерте для заключённых. Концерты эти организовывал Виталий Титов, артист театра и кино и давнишний друг Александра Павлова. В условленный час около нас остановилась ВАЗовская десятка, двери распахнулись, и донёсся густой баритон Титова: «Саня, познакомься. Это поэт-подпольщик, Виктор Калугин, он работает на комбинате». Из-под крыши приземистого авто показался широкий стриженый затылок и натруженная бугристая длань: «Привет, Витя! – как старому знакомцу пробасил Павлов, крепко пожимая мне руку. – Приходи к нам в ЛитО, в редакцию «Магнитогорского металла». В октябре в первую среду начнутся занятия...»
Когда я открыл дверь конференц-зала «ММ», занятие шло полным ходом. Свободных мест почти не было. Во главе собрания, за столом, сидел Александр Павлов. Увидев меня, он прервал свой монолог и представил мою скромную персону собравшимся. А заметив замешательство, указал место, где бы я мог присесть. Но заминка моя была вызвана не дефицитом мест, а его удивительной памятью о той мимолётной встрече известного поэта с одним из многих...
Однажды, как обычно, опоздав на занятия (из-за работы), и, разместившись на галёрке, я услышал за спиной: «Витя, привет». Прямо за мной сидела крановщица из моего цеха Татьяна Степанова.
– Привет, – несколько удивившись, ответил я. – А ты тоже стихи пишешь?
– Не, я с мужем, Сашей, он пишет.
Рядом никого не было, и я спросил:
– А где же он?
– Да вот он, за столом... Саша, – улыбаясь и раскрасневшись, прошептала она. Но как бы я не пытался рассмотреть кого-либо, кроме Павлова там никого не было. Наверное, моё глупое недоумение заметил и Александр Борисович, огласив:
– Друзья, сегодня на заседании ЛитО присутствует Татьяна Михайловна Павлова. Она согласилась стать моей женой, и мы сегодня расписались. Таня предстань пред народом.
И Татьяна сконфуженно поднялась, покраснев сильнее прежнего...
Александр Борисович обладал ораторским обаянием, его объёмный голос обволакивал сознание, и мысль, которую он пытался донести, легко усваивалась тем самым сознанием. Я думаю, и в этом тоже заключался феномен большой посещаемости литературного объединения. Люди шли на личность Павлова; возможность послушать Самого и получить оценку своего произведения, порой ожидая вердикт мастера, как приговор своему поэтическому творчеству. Но нужно было знать Павлова. Он даже в самых «безнадёжных» случаях советовал автору попробовать свои силы в прозе. В этом-то и проявлялась его милость и доброта.

 

Однажды меня попросили вспомнить случай из жизни поэта Александра Павлова, который бы ярко осветил одну из черт его характера. А я вспомнил, как на подобный вопрос обычно отвечал сам Саша, особенно если речь шла о друзьях-поэтах. Начинал он свой рассказ всегда в превосходных тонах и красках, зачастую выдавая огромные авансы. Звучало это примерно так: «О, это прекраснейший поэт, и при этом рыбак отменный! А как он готовит уху!» – и тут же на память цитировал наиболее удачные строки автора, превознося последнего на высшую точку поэтического Олимпа.
Оценивая это с высоты будущего, я прихожу сегодня к пониманию, для чего он это делал. По-моему, это была попытка дать автору шанс в творческом росте, во-первых, а во-вторых, такой оценкой он ставил начинающего поэта в один ряд с собой, что было особенно дорого. В последние годы мы часто общались с Александром Борисовичем (шла работа над моей первой книгой) и нашли много общих точек пересечения, как-то: предки наши были потомственными оренбургскими казаками, жили мы рядом, разделённые железнодорожным полотном станции «Магнитогорск-грузовой», мальчишками бегали на северную скрапную (копровый цех № 1) за «боеприпасами», где много позже поэт Павлов на сменно-встречном собрании будет читать свои стихи, а я – работать бригадиром дежурных электриков, и даже не помышлять о поэзии...
Пожалуй, доброта была тем светочем, который притягивал к нему людей, а отражением доброты была открытая мальчишеская улыбка. И ещё любовь, нескончаемая любовь к родным, друзьям и товарищам по перу, к своей малой Родине, городу.
В ноябре 2006 на VII конференции Ассоциации писателей Урала в Челябинске магнитогорский поэт был удостоен медали Всероссийской литературной Премии имени Д.Н. Мамина-Сибиряка с формулировкой «за стихи, воспевающие легендарную Магнитку, внёсшие значительный вклад в развитие уральской поэтической школы».

На ХII конференции Ассоциации писателей Урала, проходившей в городе Магнитогорске спустя две недели после ухода Александра Борисовича, я встретился с поэтом Риммой Андрияновной Дышаленковой, и естественно речь зашла о Павлове: «Сашенька, – сокрушённо-опечаленно хрипловатым голосом произнесла она, – он теперь святой, его природа поцеловала... Он был поцелован Богом». Смерть поэта потрясла меня, я воспринял её как утрату очень близкого человека. Это состояние угнетало, требовало выхода, и выплеснулось в цикл стихотворений посвящённых памяти Александра Павлова.

 

 

 

Позже они вошли в мою книгу стихов «Рубашка жизни»:

Будет смерть и будет пьедестал.
Будет город жить привычной жизнью.
Будет тот, который не познал
корочку, пропахшую полынью.
Да о том ли следует тужить?
Пусть потомок не познает глада.
Только б память не поистребить
глянцевостью внешнего парада.
Мать-природа, ты всегда права
от рожденья до печальной тризны...
Если Бог его поцеловал –
Смерть явится продолженьем жизни.

На открытии мемориальной доски его имени (4 ноября 2015 года) Римма Дышаленкова назвала его – праведником, а я бы добавил, – всепрощающим. Иногда мне казалось, что он знает много больше всех остальных о нашем бренном мире. И вот эта его способность находиться над событием, понимание невидимых взаимосвязей, на мой взгляд, и делала Александра Павлова «всепрощающим праведником». При всех своих заслугах и несомненном таланте во многих других сферах деятельности, человеком он был скромным и порой застенчивым.
Как-то Александр рассказывал мне удивительные истории из собственной жизни. О многочисленных творческих командировках, старшем брате Володе, погибшем в волнах Балтийского моря, об отце – фронтовике-танкисте. И вдруг вопрошает: «А можно, я прочту стихотворение?» Меня поразила не сама просьба, а то, что Поэт просит разрешения у меня, готового внимать часами. Я невольно оглянулся, но мы были одни в комнате, и тут же поспешно согласился послушать. Павлов преобразился, характерным движением руки он убрал со лба выступившую от волнения испарину, и начал читать:

Пришел отец, небритый и седой,
встал у порога, обнял и заплакал...
Ухоженный, здоровый, молодой,
я только произнес: «Ну что ты, папа...»

На этой фразе он замолчал. Слёзы, которые он пытался удержать, душили его. Через мгновение они прорвались, и Саша продолжил своё пронзительное стихотворение...

Беснуйся, память, боль свою излей,
о чем сегодня горькая забота?
Ушел отец дорогою своей,
прижав к груди мое и внуков фото.

Ещё, что не маловажно, Александр Борисович умел совершенно искренне радоваться творческим удачам своих сотоварищей или любым другим бытовым способностям своих друзей, не скупясь на похвалу. «Таня, Таня», – кричал он радостно в соседнюю комнату жене, – «иди, посмотри! Торшер у меня полгода не работал, мне сказали, что ничего сделать нельзя, а Виктор пришёл и за пять минут починил! Ну, мастер!» – восхищался Павлов, приводя меня в немалое смущение. «А хочешь взвара отведать? Мне Таня отменный взвар приготовила». – И уже обращаясь к жене, пробасил: «Господарыня, а не соблаговолите ли вы подать нам пару кружечек взвара?» И через минуту мы весьма довольные вкушали насыщенный компот из плодов павловского сада.

Последний раз мы встретились с ним в середине сентября того злополучного года. Бабье лето ликовало, обещало, и, как обычно, обманывало. Я подвёз Александра Борисовича до остановки «Бульвар сиреневый», и там, в машине, у нас произошёл предельно откровенный разговор. Я бы его назвал исповедальным и очищающим. Потом мы попрощались. Я поехал. Павлов стоял один на асфальтированной площадке в чёрном плаще, и, по-медвежьи широко и косолапо расставив ноги, пристально смотрел вслед удаляющейся машине. Таким он и остался в моей памяти: большим и беззащитным в ускользающем мире.

Р.S. С разрешения В.Н. Калугина в октябрьский этюд «О поэтах-наставниках...» я включила воспоминания об А.Б. Павлове.

А. Павлов (из неопубликованного)

***
Боюсь, что вдруг всё кончится однажды,
и я заветных слов не доскажу,
Тех, самых нужных,
может, самых важных,
что в сердце, не сказав пока, ношу.
Что там, внутри, колючими ростками
Мне входят в душу, мучая, томя,
Что заставляют жить, взваливши камень
И прогоняют через полымя.
Как видно в недосказанности этой
Простая правота заключена –
В погоне за единственным ответом
Ты жизнь свою используешь сполна.
Награда за бессонными ночами
Придёт к тебе, когда услышишь стих,
И в трепетное, чистое звучанье,
Сумеешь чувства вдруг перевести.